– Справились, – снимаю с себя халат и выхожу из операционной. Петрович остается на месте, он до самого окончания операции будет контролировать ее ход.
Мне уже можно спокойно спускаться в отделение и приступать к заполнению протокола. Писанины так много, что просто жуть!
Во время операции было непросто…
Благо, успели вовремя и спасли малыша!
– С мальчиком теперь все будет в порядке, – немного выдыхаю. На моем счету еще одна спасенная детская жизнь. – Сейчас дошьют, и можно перевозить в реанимацию, – говорю ожидающей медсестре. Она кивает, я дальше иду.
Времени нет. У меня еще амбулаторный прием в клинике, до него нужно закончить с документами и хоть немного передохнуть.
К сожалению, далеко не всегда детки с такими непростыми диагнозами изначально попадают в руки к грамотным специалистам. Зачастую ими занимаются хирурги, после вмешательства которых приходится реально деток спасать.
Амбулаторный прием позволяет мне принимать пациентов отовсюду. Им ни в коем случае нельзя пренебрегать.
– У вас золотые руки, Михаил Александрович! – говорит женщина в возрасте. Она работает в администрации клиники, я год назад спас ее внука.
– Да бросьте, – отмахиваюсь. – Просто это мое любимое дело, вот и все.
Не дожидаясь последующей похвалы, ускоряю шаг, захожу в лифтовой холл и ныряю в кабину. За моей спиной смыкаются металлические двери, и лифт приходит в движение.
Не люблю выслушивать пустые слова. Как правило, после подобных я потом долго болею.
Я просто неплохой врач. Не лучший и не худший. Просто тот, кто специализируется в одном профиле, и только.
Мне повезло пройти обучение у лучших из лучших врачей в области хирургии. Страшно представить, сколько денег пришлось заплатить моему брату, чтобы организовать подобную стажировку.
Но Макс это сделал. Он отправил меня заграницу, обеспечил проживание и обучение. Благодаря ему я достиг всего, что имею сейчас.
У учителей работа спасать от безграмотности, у повара – от голода, а у меня… просто спасать. Хвали, не хвали, а я всего лишь делаю свою работу.
Я этим горю.
– Миха, ты опять в своем репертуаре! В свой выходной опять на посту, – ухмыляется мой старый знакомый. Мы учились на одном курсе, а теперь работаем в одном центре.
Мир тесен! А мир хороших специалистов и грамотных врачей так вообще!
– Вот дома тебе не сидится! – продолжает, качая головой.
– Ну кто ж еще, коль не я, – ухмыляюсь в ответ. – Или тебе без моих пациентов работы мало?
– Ой, не, – выставляет руки вперед. – Уж лучше давай будут твои! – произносит с улыбкой. – С ними проблем практически никогда нет.
– Сплюнь! – качаю головой. – А то наговоришь!
– Могу. Умею. Практикую, – смеется. – Справимся! Не боись!
– Да мне-то что? – пожимаю плечами. – Я свое дело сделал, все что мог поправил. Малыш крепкий. Теперь все будет зависеть уже от него самого.
– Пищевода хватило? – переходит от пустых слов к делу. Он сегодня ответственный в реанимации, будет за маленьким путешественником наблюдать.
– Нет, – поджимаю губы. – Немного не дотянул.
Очень обидно, когда так выходит. Мальчишке не хватило совсем немного, можно было бы попробовать и обойтись без гастростомы, но рисковать и натягивать пищевод я не стал.
Малыш еще будет расти, пищевод тоже. Родителям придется приспособиться под некоторые особенности в плане ухода, но я сделал все в интересах самого малыша.
– Понял тебя, – кивает. – Значит, две стомы.
– Это временно, сам знаешь, – говорю, думая, как связаться с родными мальчика. – Маму обучим, придет время – стомы закроем. Попец сделаем, – озвучиваю свой благоприятный прогноз.
Все поправимо. Все лечится! Для это только требуется время и родительская любовь.
– Надеюсь, они останутся у нас, – озвучиваю вслух свои тревоги. Такому ребеночку вряд ли так грамотно помогут где-то еще.
– Мих, нужно быть полным дураком, чтобы сбегать от такого врача, как ты! – произносит со знанием дела.
– Сам знаешь, такие родители есть, – говорю в ответ. – Далеко не каждый решится так далеко летать, наблюдаться в тысячах километров от дома. Сам понимаешь, это не так просто, как может показаться на первый взгляд.
– Здесь я согласен, – задумывается над моими словами. – Но ты уж постарайся родителям мальчика все объяснить.
Самое сложное. Рассказать родителям и объяснить им, что ничего критичного не произошло, что все поправимо. Но нужно будет всем нам для этого немного потерпеть.
– Саныч! Ты опять в отделении? – раздается за спиной, как только я на своем этаже выхожу из лифта. – Не надоело? – Ко мне подходит дежурный хирург. Ему немного за тридцать, он невысокого роста. И очень дотошный человек.
– Как видишь, не надоело, – аккуратно отхожу от темы. – Жить без своего отделения не могу! – перевожу в шутку, иду чуть быстрее.
У меня на счету каждая секунда. Мне бы заполнить документы и немного поспать… Голова толком не соображает.
Операцию провел, малыша спас, теперь можно с чистой совестью упасть где-нибудь в ординаторской на диване и поспать хотя бы часа два. Лишь бы никто не побеспокоил.
Захожу в отделение, прохожу по коридору. Прислушиваюсь. В палатах тишина.
Проскочить бы незамеченным до ординаторской! Если сейчас кто из мам пациентов заметит, то к вечеру до документов не доберусь.
– Михаил Александрович! А я вас ищу. – Ко мне обращается постовая медсестра как раз в тот момент, когда прохожу мимо. – К нам пациента везут, – протягивает папку. – Вот, держите.
Принимаю документы из ее рук. Открываю, читаю. Глаза спотыкаются на фамилии… Смирнова…
Город тот же.
Нет! Таких совпадений не бывает! Этого просто не может быть!
– Девочка Смирнова? – обращаюсь к медсестре. – А где документы на мать? – пролистываю папку до конца, показываю, что отсутствуют несколько листов.
– Ой, там дело такое, – переходит на шепот медсестра. – Там с матерью вроде как все в порядке, но в роддоме утверждают, что она откажется от ребенка и поэтому не дали никаких документов на нее.
– Откажется? – Каждый раз я думаю с содроганием о таких детках. – Но тут ведь пустяк! Атрезия пищевода и ануса, со свищом! Грамотно проделанная операция при рождении – и малышка будет нормально жить!
– Михаил Александрович, – печально вздыхает медсестра. – Я вам передала то, что мне сказали.
– Достань мне номер матери ребенка, – говорю, словно не слыша. – Кстати, – спрашиваю как бы ненароком: – Как ее зовут?